Я скачу, но я скачу иначе.По камням, по лужам, по россе.Бег мой назван иноходью, значит:По-другому, то есть не как все.

 «Бег иноходца»

  Казалось бы, ну что ещё можно сказать о Высоцком? О том, который стал символом поколения, о том, о котором написано, снято, записано столько книг, фильмов и передач, что хватит на столетия. Но мне нужно об этом написать. Мне иррационально нужно. Выразить благодарность, отдать свою дань.

Когда мне в руки попала эта книга, я знала о Владимире Семёновиче очень мало. По сравнению с тем, что сейчас - почти ничего не знала. Актёр, поэт, музыкант. и всё.

А потом я прочла первую страницу и поняла, что такая книга - одна на миллион - станет одной из любимых, и я перечитаю её ещё не раз.

Нет, это не мемуары, не сухие вдовьи всхлипы.Первое что режет слух и заставляет относится к книге, не просто как к обрывкам воспоминаний, это обращение жены к мужу. Она не описывает его в третьем лице, она говорит только «ты». Марина Влади писала эту книгу ему - своему супругу, брату по сцене, своему любимому человеку, который навсегда остался с ней, остался в её сердце. И никакая смерть не вырвала его из её памяти и души. В этом «ты» есть нечто такое личное, такое интимное, что иногда даже становится неловко, как читателю, как будто без стука входишь в чужой дом и застаёшь сцену не для твоих глаз. Но потом понимаешь, что это своего рода диалог с самой собой, диалог с тем Высоцким, каким запомнила его она.

 И снизу лёд и сверху - маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду,

А там - за дело, в ожиданьи виз.

Лед надо мною - надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни,

Все помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека - сорок с лишним.

Я жив, двенадцать лет тобой храним.

Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть, чем оправдаться перед Ним.

Это стихотворение было написано незадолго до кончины Владимира Высоцкого, он посвятил его своей жене.

***

Многие факты просто поразили меня, именно те, которые могла знать только жена, личные, нефальшивые факты. Его отношение с Юрием Любимовым, манера писать стихи, его безграничная взаимная любовь к народу и конечно вечная война с самим собой.

В стране проще было отыскать магнитофон, на котором звучали его песни, чем тот, на котором их не было. Его любили все: матросы и альпинисты, лесорубы и милиционеры, пограничники, заключенные, влюблённые, дети, художники, простые граждане, люди всех профессий, возрастов и состояний. Все. Кроме официальных идеологов, кроме тех, от кого зависели судьбы настоящих творцов. Бой длиною в целую жизнь, полный неудач, злости, несправедливости. Столько было абсурда во всей этой псевдокультурной возне! Его так и не приняли в Союз Писателей, не выпускали сборники стихов, так и оставив непризнанным поэтом. И тем не менее, стоило новой песне только появится, оказаться спетой на каком-нибудь даже дружеском квартирнике, как сразу же её текст становился известным и популярным от Владика до Кенигсберга.

Как слушали его за океаном. Вдохновлено, внимательно. Это при том, что большинство его заграничных слушателей не знали ни слова по-русски. Записи пластинок, переводы, которые ему постоянно предлагали, люди самых высших творческих кругов Франции, Америки и других стран с удивлением открывшие для себя его пенсии и стихи. Всё это говорит о том, что его творчество не имело границ географических, а имело характер интернациональной души.

В 73 году на пике своего негодования он пишет письмо Министру Культуры СССР Демичеву, в котором просит разрешить ему официально давать концерты, стать официальным служителем своей страны и её идеям. Письмо так и остаётся без ответа, долго блуждая по партийным коридорам.

Высоцкий горел. Горел так, как умеют только звёзды. Когда решался вопрос о памятнике на его могиле, Марина Влади пыталась убедить его родителей, что лучшим памятником мужу стал бы метеорит, упавший в тайге незадолго до его кончины. Он был бы символом его жизни, неземной дух, пронесшийся и осветивший серую советскую действительность, сгоревший так и не коснувшись земли, не тронув всего низменного, бытового.

Когда Высоцкий умер, прямо во время Московской олимпиады, лишь парой строк отразила это событие официальная пресса. И всё равно на прощание с ним в театр на Таганке пришло несколько сотен человек.Любимов тогда запретил выступать официальным лицам, дал слово лишь близким и друзьям. Влади тогда упрекали в отсутствии слёз. Но эти воспоминания, что она описала потом в этой книге, точнее говорят о её тяжкой потере. Эта книга пропитана любовью, излучает что-то недоступное рациональному пониманию, чувственное.И я безмерно благодарна человеку, вложившему её в мои руки.

 ***

Когда я отпою и отыграю,Где кончу я, на чём - не угадать?Но лишь одно наверное я знаю:Мне будет не хотеться умирать.

Посажен на литую цепь почёта,И звенья славы мне не по зубам.Эй! Кто стучит в дубовые воротаКостяшками по кованым скобам?

Ответа нет, но там стоят, я знаю,Кому не так страшны цепные псы.Но вот над изгородью замечаюЗнакомый серп отточенной косы.

Я перетру серебряный ошейникИ золотую цепь перегрызу,Перемахну забор, ворвусь в репейник,Порву бока                    и выбегу в грозу!...